Жан Кокто.
Я работаю с Эдит Пиаф.




Я доверил Эдит Пиаф Андре Брюле. Вот так; и если я это рассказываю, то потому, что я отмечал много раз, что все, что имеет отношение к Эдит Пиаф, в прошлом «малышки Пиаф», которая сейчас становится «мадмуазель Пиаф» и которая очень быстро станет «мадам Пиаф», интересует публику и даже очень большую публику.
Ибо волны несут в самые сокровенные уголки комнат мучительный голос нашей певицы, и этот голос смешивается с жизнью толпы.
Ивонн де Бре охарактеризовала мне Эдит Пиаф как актрису. Это, говорит она мне, певица которая играет, певица которая говорит и не довольствуется только ритмом.
Когда я услышал Эдит Пиаф, я был ошарашен силой, которая вырывается из этого крошечного тела. Она входит. Она раздавлена. Рыжие пряди беспорядочно обрамляют лоб молодого Виктора Гюго. Крепкие ноги плохо держат горб ангела или бестии. И незабываемые глаза: глаза чудодейственного слепца, глаза Лурдес, глаза «ясновидящей».
И побежденная скрещивает на животе маленькие восковые руки. Воск! Восковая статуэтка, статуэтка испанской мадонны или колдуньи - вот что возникает в воображении, но не забудем про кинжалы, булавки, что-то жестокое, что распространяется и откуда течет капля за каплей кровь. И побежденная поет. И головы зевак высовываются из всех окон мира и слезы капают на безрадостную улицу. Это звучит огран, шарманка, варварский орган воскресных дней нашего детства.
И побежденная выпрямляется (потому что горб изчез, когда раскрылись крылья), и руки становятся ветвями во время грозы, и маленькая жалкая женщина исчезает. И все прочие делаются жалкими – те, кто слушают – потому что она концентрирует боль их душ и ее выражает. Она становится ужасным эхом мрачной тишины этой невнимательной толпы, которую она заставляет смотреть и слушать. Она внушает уважение благодаря своей музыке тротуаров, своим «песенкам», которые каждый напевает и которые кажутся порождением тернистых путей.
Это так, поскольку привилегия этих незамысловатых романсов заключается в том, что они отвечают тайным запросам толпы и что толпа, которая их повторяет, представляет, что она их сама выдумывает. Мода их породила, и мода их уничтожит. Мы остаемся смущенными перед лицом почти анонимного разнообразия этой чудовищной продукции.

Я написал для Эдит Пиаф что-то вроде длинного романса-монолога. Без тени литературщины. Женщина говорит и натыкается на китайскую стену газеты, газеты, за которой в зверской тишине укрывается мужчина.
«Человеческий голос» был диалогом одного голоса. «Равнодушный красавец» - монолог двух персонажей. Роль без слов была настоящим шедевром Брюле и Поля Мёрисса. Армия отобрала у нас Мёрисса. Роль перешла к Маркони. Что касается Маркони и Брюле, его сменившего, то Пиаф, вероятно, найдет партнера достойного ее. Потому что Эдит Пиаф заслуживает самых великих партнеров и обстановку Берара, в которой живет ее героиня. Темная комната отеля, освещенная рекламами улицы Пигаль. Здесь, в этой голубой тайне, в этом повседневном уродстве, которое Берар возвысил до самой прекрасной картины, страдает Пиаф, говоря, разрушаясь, беря нас за душу и заставляя лопаться от смеха.
Говорить на сцене одной целые полчаса – это настоящий подвиг. Она его проделывает с непринужденностью акробатов, которые летают с трапеции на трапецию. Без сомнения, этой легкостью она обязана суровой школе уличного пения. Странная дебютантка! «Ей даешь франк, а она возвращает тысячу», - после работы с ней сказал мне Андре Брюле.
Эдит Пиаф позволяет мне наконец-то реализовать мою театральную мечту: текст-повод; пьеса, которая выдвигает актрису на первый план; актриса, которая будто импровизирует свою роль каждый вечер.
Ивонн де Бре! Эдит Пиаф! Одна увенчана славой. Другая только начинает.
Это огромная удача для поэта – объединить в одном спектакле этих великих, которые прикасаются чудом к царственной простоте.

P.S. В «Священных чудовищах» м-ль Робинсон получит роль, от которой Жани Олт должна отказаться в пользу пьесы Пуже. Я в конце- концов остановил свой выбор на м-ль Робинсон, не желая брать вторую Жани Олт. Я хотел актрису, способную воссоздать ее роль и придать ей иную форму. М-ль Робинсон доказала мне, что у меня была счастливая рука.

Пари-Миди, 19 апреля 1940.



____________________________
Cocteau J. Je travaille avec Edith Piaf // Cahiers
Jean Cocteau. 9. 1981. Р. 146 - 148





Читай свою газету
Тема «Равнодушного красавца» для одного актера


Читай свою газету! Читай свою газету! Мне знаком этот метод! Это восхитительный метод. Я кричу, я вопрошаю, я нервничаю, я теряю голову. Перед чем? Перед газетой. Я вижу твои руки, которые ее держат, вижу твои колени и ноги, покачивающиеся в такт, и я, я теряю всякую сдержанность, и за этой газетой, за этой грязной газетой я представляю твою демоническую фигуру. Я знаю, ты меня находишь нелепой. Ты находишь нелепым существо, которое любит и у которого есть сердце, ты, ты, утверждающий, что обожаешь меня и умеешь меня обожать. А я не умею, конечно же. Я умею ждать. Я умею прислушиваться к лифту и сто раз бегать к двери. Я умею караулить телефон и такси, которые притормаживают… и проезжают мимо, умею считать до тысячи, до десяти тысяч, до ста тысяч! Мне известны все китайские пытки и все стенания ночи. Я кричу «где ты был и с кем?»… Но я ведь не знаю, что значит любить.
А ты, ты разбираешься в любви, как разбираешься в молчании. Твое молчание – это искусство: газета. Простая газета. Ты читаешь газету! За газетой ты насмехаешься над моей болью, ты ищешь программу американских фильмов, из которых выудишь новые способы вредить мне… Откуда ты идешь?.. Где ты был?.. С кем ты был?.. Не отвечай! Ты солжешь. Ты лжешь, лжешь, лжешь постоянно. Читай свою газету! Читай газету! Или делай вид, что читаешь. Меня тебе не одурачить. Я прекрасно знаю, что ты меня слышишь, что ты считаешь меня старомодной, дурой, сумасшедшей, которую надо поместить в психиатрическую больницу… Слушай! А это идея. Ты звонишь в полицию, и меня увозит карета скорой помощи. Что? что? Я подумала, ты соизволил мне ответить. Но нет, ты читаешь, или притворяешься, что читаешь. Ты знаешь изощренные средства, способные сделать меня ненормальной… И еще это радио! Это радио, которое ты включил специально. Это радио, которое играет не к месту и которое говорит одновременно со мной, с нами! Берегись. Я не потерплю больше этой газеты! Я сейчас вырву ее у тебя…
Нет! нет! Прости меня. Я потеряла голову…
Сиди, сиди… Я поднимаю твою газету, я отдаю ее тебе, читай или делай вид, что читаешь. Я согласна. Я побеждена.


Я – окно, я – калитка,
Я – стенные часы и я – ночь.
Счастливые люди умирают от тоски…
И ну их к черту!



______________________________
Cocteau J.
Lis Ton Journal // Teatre de poche // Theatre, vol. 2. - Paris, Grasset,
1957, Р. 582 - 583



(Перевод О. Шкарпеткиной)